Субъективный словарь фантастики  - Роман Арбитман

Чаще всего такой бульварный «гарнир» прилагался к какому-нибудь военному изобретению – новому смертельному газу, чудо-взрывчатке, «лучам смерти» – или к какой-либо мировой катастрофе. Даже ироничный европеец Илья Эренбург не преминул в романе «Трест Д.Е.» (1923) заложить под старушку-Европу гремучий фугас из дьявольской смеси «Коммунистического манифеста», Шпенглера и «Рокамболя».

Подробно о советской «пинкертоновщине» рассказано в статье Рафаила Нудельмана «Фантастика, рожденная революцией» в третьем выпуске сборника «Фантастика-1966» (см. Фантастика). Критик пишет о «гибридности» жанра и о том, что мы бы сегодня назвали гипертрофированной коммунистической ангажированностью автора. Такая литература, подчеркивает Нудельман, была «откровенным выражением отчетливо сформулированного «соцзаказа»; его буйно-приключенческий сюжет, перебрасывавший героев с одного континента на другой, неизменно завершался картинами мировой революции, в приближении которой решающую роль играли похождения героев».

Помимо названных выше произведений, к числу книг этого направления можно отнести «Катастрофу» (1927) Якова Окунева, «Долину смерти (Искатели детрюита)» (1925) Виктора Гончарова, «Повелителя железа» (1924) Валентина Катаева, «Иприт» (1925) Всеволода Иванова и Виктора Шкловского, «Аппетит микробов» (1927) Анатолия Шишко и др., в том числе упомянутый в статье о Буриме фантастическом коллективный роман «Большие пожары» (1927). Впрочем из-за авторской торопливости, размашистости и сиюминутности девять десятых подобных книг не пережили своего времени. Избежал забвения единственный роман – и то лишь потому, что автор, будущий классик советской литературы, выстроил «пинкертоновскую» книгу по законам добротной русской реалистической прозы. Имею в виду всем известный роман «Гиперболоид инженера Гарина» (1927) Алексея Толстого.

Цикл фильмов (1969–2004), объединенных одним сюжетом: персонаж или несколько попадают в замкнутое пространство в форме куба и должны выбраться или погибнуть. Впервые телефильм «The Cube» (США – Канада, 1969) поставил по своему сценарию Джим Хенсон, будущий создатель «Маппет-шоу». Герой (Ричард Шаль) оказывался внутри белого куба и мог покинуть тюрьму, только поняв, где у нее уязвимое место…

В 1997 году канадец Винченцо Натали снимет собственный «Куб» (Cube). Если в картине 1969 года почти не было фантастики, куб был один, узник был один, дверь была одна, и главной была экзистенциальная ситуация, в которую попадал герой, то Натали все умножил. Узников стало несколько, дверь появилась в каждой грани, и кубы, связанные между собой, перемещаются, как в головоломке Рубика (поэтому запомнить маршрут нельзя). Самое дорогое в фильме – декорации куба с кубическими же комнатами. Сюда попадают девушка-математик, преступник, коп, дебил и др. Сперва люди напуганы, затем у них появляется надежда выбраться.

Авторы придумали множество ловушек: в какой-то комнате человека могут расчленить тонкой проволокой или сжечь кислотой, в некоторых – подвохов нет. И главное, нет алгоритма, позволяющего разделить «опасные» и «безопасные» помещения. Подобно сталкерам, которые в Зоне у Стругацких кидают гайки впереди себя, выбирая путь, невольные обитатели Куба швыряют ботинки, проверяя ловушки. Но всех не избежать. Иногда авторы нарушают стандарты робинзонад (спец по побегам погибает почти сразу), иногда следуют схеме (дебил оказывается гением), но хеппи-энда (оставшиеся в живых герои добираются до организатора всего издевательства и выбивают из него всю правду-матку) не будет. Быть может, организатора-изувера нет. Главный винтик выпал, машина работает сама, и некому отомстить по-самурайски, красиво умерев.

«Куб» 1997 года стал культовым фильмом: несмотря на скромный бюджет, автору удалось сконструировать почти универсальный образчик цепочки гаджетов, враждебных людям, – яркий визуальный символ окружающей человека технологической среды. Не случайно съемками следующего фильма, то ли сиквела, то ли ремейка «Куб-2: Гиперкуб» (Cube 2: Hypercube, США, 2002), занялся оператор-постановщик «Криминального чтива» Анджей Секула. В его картине перипетии стали еще разнообразнее, фантастики прибавилось. У Натали все строилось на базе привычных законов физики, пять лет спустя начались штучки с пространством-временем, параллельными мирами и умножением персонажей. В новом кубе, ужасней прежнего, оказались: блондинка, слепая, инженер, бандит, хакер, адвокат, маразматическая старушка и еще некоторые персонажи. Все они связаны с военным ведомством и все к финалу (внимание – спойлер!) погибают, а куб схлопывается. Военные рапортуют кому-то о проведенном эксперименте. К сожалению, Секула ничего не добавил к идее первого фильма, ничего не объяснил, поставив вместо точки мутное психоделическое многоточие. Картинки получились красивые – оператор Секула классный. И только.

Еще через два года в Канаде режиссер Эрни Барбараш снял «Куб Зеро» (Cube Zero, 2004) – приквел двух предыдущих «Кубов». Автор попытался придать видимость смысла манипуляциям с людьми: мол, власти ставят тайные опыты, используя приговоренных к смерти. Теперь мы видим не только «объекты», но и наблюдателей – за жертвами следят Вэйн и Додд. Поняв, что одна из героинь ни в чем не виновата, Вэйн пытается помочь. Но, оказывается, наблюдатели – не экспериментаторы, а тоже подопытные крысы…

Барбараш, снимая концовку, вдохновлялся финалом «Бразилии». Правда, мы не узнаем, были ли кадры со сбежавшей Рэйнс подлинными или мнимыми, как у Терри Гиллиама. Чтобы расставить все точки над «i», этому приквелу нужен свой сиквел, но его нет. И едва ли можно считать сиквелом британскую телеигру «The Cube» (2009). Ведь даже игроки, сходящие с дистанции, рискуют там не жизнями, а только денежным призом.

Лангольеры

Фантастический детектив «The Langoliers» (США, 1995) снят для ТВ режиссером Томом Холландом по одноименной повести Стивена Кинга из сборника «Четыре после полуночи» (1990). Пассажирский самолет, совершающий рейс из Лос-Анджелеса в Бостон, вдруг оказывается пуст. Большинство пассажиров исчезли – и притом очень странно исчезли, бросив на креслах монеты, очки, парики и прочие необходимые вещи.

Среди тех десятерых, кто остался на борту, – слепая девочка Диана Беллман (Кейт Маберли), летчик Брайан Энгел (Дэвид Морс), тайный агент британской спецслужбы Ник Хоупвелл (Марк Линдсей Чэпмен), учительница Лорел Стивенсон (Патриция Уэттиг), писатель-фантаст Боб Дженкинс (Дин Стокуэлл) и банкир Крэйг Туми, невропат с дурными манерами, визгливым голосом и неприятным лицом (Бронсон Пинчот). Поскольку кабина пилотов пуста, управление лайнером берет на себя Энгел. После нескольких безуспешных попыток связаться с диспетчерами пилот сажает самолет в аэропорту ближайшего населенного пункта. Им оказывается Бангор – родной город Стивена Кинга.

Кстати об авторе «Лангольеров». У Кинга есть излюбленные привычки (см. Кинговедение). Например, при всяком удобном и неудобном случае затягивать в повествование свой город или хотя бы родной штат Мэн. Чаще Бангора у Кинга встречается разве что вымышленный Касл-Рок. Еще одна привычка – с каждым новым произведением добавлять в свой список протагонистов маленьких девочек, наделенных паранормальными способностями (как явными, так и латентными). В «Лангольерах» слепая Диана обладает развитым ментальным зрением и способностью к внушению. А до Дианы были юные Кэрри («Кэрри», 1974) с ее телекинезом и Чарли («Воспламеняющая взглядом», 1980) с ее пирокинезом. Позже к ним добавились Триша, вступившая в поединок с огромным медведем («Девочка, которая любила Тома Гордона», 1999), и Абра с ее «сиянием» (см.) из романа «Доктор Сон» (2013). Хотя героини отличаются друг от друга (а у Триши, например, вообще нет дара), эти девочки похожи – сочетанием внешней уязвимости и внутренней силы. Даже раненая Диана в «Лангольерах» успевает совершить свой главный поступок…